Президент Российского еврейского конгресса Александр Генцис рассказал «Снобу» о том, как пришёл к Торе, о значении конгресса для еврейских общин и о том, зачем в России нужны шахматные турниры, кошерные психологи и дома Shalom Dom.
Как изменилась ваша жизнь после вступления в должность?
Мне кажется, я готовился к этому этапу всю жизнь. Чтобы возглавить один из крупнейших благотворительных фондов страны с почти 30-летней историей, надо обладать определёнными навыками, которым не учат в университетах и бизнес-школах.
В благотворительность приходят люди, достигшие высоких результатов, и не только финансовых. Они воспринимаются обществом как в определённом смысле лидеры поколения. Глава Российского еврейского конгресса должен, с одной стороны, быть человеком, способным обозначить новые повестки, с другой — не конкурировать внутри организации. Это должен быть член команды с определённым видением, как устроена жизнь и что в ней следует делать. Каждый приходит к нему своим путём – через самосовершенствование, отношения с другими людьми, через религию.
Я очень рад, что моя жизнь сложилась таким образом, что у меня есть возможность внести свой вклад в развитие РЕК и благотворительности в нашей стране.
И как вы считаете, изменилась ваша жизнь?
У меня стало на несколько сотен людей больше в кругу общения и на несколько десятков проектов больше в управлении. Почти не осталось свободного времени, о чём, конечно, моя семья немного переживает, но виду не подаёт и всячески меня на этом пути поддерживает. Взамен я получил большой объём возможностей, позитивной энергии и, говоря языком бизнеса, стратегических целей и задач. Мне кажется, их выполнение приведёт меня и всех, кто имеет отношение к РЕК, к новым горизонтам и новому пониманию благотворительности.
Насколько ваша деятельность в конгрессе совпала с вашими ожиданиями?
У меня не было никаких ожиданий.
Вы же готовились к этому этапу всю жизнь.
Я говорил о формировании такого восприятия жизни и ценностей, которые сложились во мне на сегодняшний день. Иными словами, я готовился к миссии, но не к позиции президента РЕК. Я узнал о возможности возглавить конгресс в конце прошлого года. До этого у нас не было прямых связей. Безусловно, я знал об этой организации, так как отношу себя к еврейской нации. Я многие годы занимаюсь благотворительностью, знаю о роли РЕК в этой сфере, но никакой подготовки к управлению конгрессом у меня не было.
Как происходило ваше сближение с конгрессом?
Очень быстро. Я получил предложение, и уже после январских праздников встретился с попечителями фонда, с членами бюро президиума. Получил от них слова поддержки и уверенность, что это может быть реализуемо. Дальше я какое-то время подумал, посоветовался с женой, друзьями и принял решение прыгнуть в эту реку. Теперь я просто «в реке», периодически выхожу на берег и смотрю, в какую сторону плыть.
В том, что всё произошло так быстро, на мой взгляд, есть много пользы и для меня, и для организации. Это не затянутая история, когда то ли да, то ли нет, будет — не будет... Мы встретились и всё поняли, почувствовали близость друг к другу. Для меня было крайне важно, что я сразу получил стопроцентную поддержку от основных попечителей и лидеров РЕК. Когда тебя поддерживают такие уважаемые люди, это позволяет сделать намного больше. Я почувствовал, что мне передали нечто сокровенное. Это не какой-то материальный объект, не дорогая ваза. Это нечто, что связывает тебя десятками, может быть, сотнями нитей с внешним миром, с партнёрами в России и за рубежом.
РЕК — одна из самых уважаемых еврейских организаций в мире. Это действительно достояние, которое создавалось несколько десятилетий. И я в полной мере осознаю степень своей ответственности, понимаю, что нужно делать.
Что вас связывало с конгрессом до предложения возглавить РЕК?
Мы развивались в параллельных мирах. Я являюсь действующим бизнесменом и последние 34 года активно развиваю IT-проекты, профессионально занимаюсь фотографией. В общем, мне всегда было чем заняться, как с точки зрения бизнеса, так и для души. К РЕК я относился так же, как к другим достойным организациям. Не делал большой разницы, хотя понимал, что изначально РЕК — сообщество исключительно успешных и состоятельных еврейских бизнесменов. Дальше я не погружался. Знал нескольких людей, но никаких обсуждений, как происходит работа фонда, какие у него цели и задачи, не помню.
Всё изменилось шесть лет назад, когда благодаря совершенно уникальному человеку, раввину Гедалию Шестаку, который возглавляет небольшую общину «Дор Ревии» («Четвёртое поколение»), я осознал возможности духовного роста именно как еврей и обратился к традиции. Потому что большинство евреев в нашей стране из-за коммунистического прошлого ничего о еврейской традиции не знают. Например, мои родители — стопроцентные евреи, но мы не отмечали никаких праздников вообще. У меня были крайне обрывочные сведения, что такое Рош ха-Шана, Песах, Йом-Кипур и зачем они нужны.
После лекций Шестака еврейский мир открылся для меня как система, которая уже тысячи лет несёт в себе множество правильных ценностей. Система по достижению понятных каждому целей: быть духовно и физически здоровым, иметь много друзей, прожить 120 лет и оставить после себя что-то хорошее. Так я пришёл в благотворительность. Я стал замечать, как жизнь поменялась в лучшую сторону в семейном отношении, материальном, эмоциональном. В отличие от, скажем, индийских практик, где надо сидеть под деревом и медитировать, иудаизм имеет очень практический набор действий. Никаких абстракций, всё происходит в реальном мире.
Вы из семьи светских евреев и не раз сталкивались с антисемитизмом с середины 1980-х. Неужели до знакомства с Шестаком у вас не возникали вопросы, откуда такое отношение к евреям и как вы можете изменить эту ситуацию? Хотя бы в части гражданских прав.
Вопросы духовного поиска намного глубже, чем кажутся. Конечно, и до 2019 года я интересовался духовной жизнью, стремился найти свой путь. Расскажу вам историю. Лет десять назад мы с коллегами по бизнесу организовали поездку в Индию. Я решил, что раз мы в таком месте, то надо организовать общие медитации в красивом месте. Взял местного коуча, обучающего бизнесменов из Америки, мы разговорились. Она задала один вопрос, я запомнил его на всю жизнь: «Что вы делаете для души?» Вокруг взрослые серьёзные люди, но все зависли. Кто-то сказал, что читает книги. «Нет, книги вы читаете для ума», — ответила она. Кто-то сказал, что ходит в кино. Я говорю: вот я пригласил друзей в отличную поездку, это же для души! Она попросила рассказать о себе и поменялась в лице: «Так вы еврей? Что вы тогда делаете в Индии? Зачем? У вас же есть Тора! У вас налажена прямая связь. Вы трубку снимите».
Сейчас вспоминаю, и мурашки идут. Помню, задумался: а что за трубка-то? Как её снять? И дальше слой за слоем ты начинаешь в это всё погружаться. Прочитал книгу, поговорил с раввином, стал изучать историю еврейского народа. Понемногу картинка начала складываться. Так пришёл запрос на осознанную благотворительность. Кое-что получилось. Например, издать совершенно уникальную книгу, Тору на русском языке с комментариями раввина Шимшона Гирша, жившего в Германии в XIX веке. Это очень простые комментарии, понятные любому человеку.
Тора для «чайников»?
Абсолютно. Когда хочешь прочитать, но не знаешь, какое издание выбрать. Мне пришло в голову выпустить такую книгу, и в последние четыре года это самая продаваемая Тора на русском языке в мире. Издательство АСТ выпустило 10 тысяч экземпляров, и каждый год допечатывается по 2,5 тысячи экземпляров, это очень высокий тираж для книги духовного содержания.
Издание могло стать дополнительным аргументом в пользу вашего избрания главой РЕК?
Я думаю, что они удивились, ведь я не издатель, это не мой бизнес. Думаю, в определённой мере это меня охарактеризовало: человек смог организовать такой проект и сделать его качественно. И теперь любая синагога, где есть русскоязычные евреи, может обратиться ко мне и получить какое-то количество книг. Я горжусь, что она есть в общинах 14 стран мира. Даже детям сказал, чтобы они передали права на это издание своим внукам, это их главный актив. Такой «актив», который вне времени.
Как вы отреагировали на запуск РЕК в Москве в 1996 году?
Я скорее обратил внимание на синагогу в Парке Победы. Каждый день проходил мимо, и, безусловно, это меня привлекало. Потому что там, как известно, есть всего три религиозных объекта: христианский храм, мечеть и синагога. Это высокий статус, который показывает значимость иудаизма в общей жизни страны, в нашем религиозном разнообразии. Затем я узнал, что синагога принадлежит Российскому еврейскому конгрессу.
Какой период в 30-летней истории конгресса кажется вам наиболее успешным?
Мне сложно оценивать все периоды. Я считаю, что РЕК под руководством Юрия Каннера — абсолютно уникальный период. Тогда была создана модель открытого благотворительного фонда как места не только для сверхбогатых попечителей, но для каждого, кто может найти для себя проект по карману и по сердцу.
Во многом поэтому я принял предложение встать у руля РЕК. Как бизнесмену, который работает с рынком, мне было бы не очень интересно возглавить закрытый клуб и заниматься деятельностью, которая ограничивает людей. Мне намного ближе идея постоянного расширения круга наших партнёров, вовлечения людей в периметр еврейского конгресса. Чем больше жертвователей, тем больше добрых дел. Этот подход организовал, поставил на рельсы и реализовывал на протяжении 16 лет Юрий Каннер. И что важно, сейчас он также активно нам помогает — уже в статусе почётного президента РЕК, члена президиума.
Каким было ваше отношение к первым главам конгресса — Владимиру Гусинскому и Леониду Невзлину? Вас не смущало, что фондом управляют люди с как минимум спорной, если не сказать одиозной репутацией?
Мне очень просто ответить на ваш вопрос. Я этих людей не знаю, никогда с ними не пересекался, никаких дел не имел. Когда создавался РЕК, меня, если честно, эти вопросы вообще не волновали. Я был целиком погружен в свой бизнес. Мои компании занимали долю рынка, и это было намного интереснее. Плюс хватало проблем, надо было выживать, сохранять коллектив. Так что я знал об этих людях и их связях с РЕК исключительно из СМИ.
Чей курс управления вы намерены продолжать? Можно сказать, что вы являетесь наследником Юрия Каннера?
Я не являюсь ничьим наследником. Конгресс на протяжении десятилетий впитывал в себя опыт каждого лидера, каждый привнёс что-то своё. Мне, как я уже говорил, близки ценности и подход Юрия Каннера. Я не знаю, что привнесли другие президенты, кто и в какой мере внёс свой вклад. Могу лишь сказать, в чём уверен: каждый президент РЕК, безусловно, воспринимал конгресс как важнейшую структуру в еврейском поле и старался приложить все усилия для его развития.
Разве вам не был интересен опыт предшественников, как минимум во избежание их ошибок? Каннер возглавлял РЕК более 16 лет, в то время как другие — заметно меньше. Вы поняли, в чём его секрет?
Всё дело в принципах построения организации, которые на текущий момент отражают вызовы, стоящие перед благотворительностью. У нас есть система попечителей, которая покрывает все проекты, поддерживаемые РЕК.
По сути, у попечителей есть два варианта. В первом они могут стать системными попечителями и войти либо в совет директоров, либо в президиум РЕК в зависимости от того, какой гарантированный объём денег они могут внести на постоянной основе. Во втором — поддержать реализацию конкретной программы.
Самое главное для попечителя, для любого донора, дающего нам деньги, — это понимание, как и на что мы расходуем, и ощущение радости от помощи другим. Это правда важно: понимать, что благодаря тебе кому-то стало лучше. Выстроенная в РЕК конструкция такой помощи позволяет попечителям чувствовать принадлежность к большой и серьёзной платформе.
Каждый выбирает то, что ему ближе. У кого-то, допустим, родственники были расстреляны во время войны. Тогда человек становится попечителем проектов, посвящённых сохранению памяти, и участвует в организации мемориалов на местах массовых репрессий. Кто-то ходит в синагогу и хочет, чтобы синагогам жилось легче. Кто-то любит театр и поддерживает театральное направление. Других заботит образование, они вкладываются в развитие школ и детских садов с еврейскими предметами и подходами к образованию. На мой взгляд, это фундаментальный принцип, по которому должен быть организован благотворительный фонд, — на личном интересе и соприкосновении с той или иной сферой.
До вашего прихода в РЕК конгресс в течение года возглавлял исполняющий обязанности президента Михаил Бройтман. Почему президиум не смог сразу избрать нового главу?
Я не участвовал в этом процессе и не находился тогда внутри РЕК, поэтому не смогу описать реальную картину. Добавлю лишь, что Михаил продолжает работу в РЕК в качестве вице-президента и члена президиума, он очень активен, ведёт целый ряд программ. Как и Юрий Каннер, о чём я уже говорил. Теперь появился я, мы работаем вместе.
Вы знаете, почему предложение возглавить РЕК в итоге получили вы, а не Бройтман? Либо получили оба, но он отказался.
Михаил Бройтман — близкий по духу мне человек. И сейчас нас связывает очень большая совместная работа. На то, о чём вы говорите, я ответа не искал. Моя история назначения в РЕК очень проста. Я понимал, что есть возможность сделать какой-то объём качественной, полезной и профессиональной работы, что есть поддержка давних жертвователей фонда. Для меня этого было абсолютно достаточно. Никаких вопросов относительно того, а что, а почему и прочее, я себе на задавал. Для меня важное другое: что в течение нескольких месяцев, что я возглавляю РЕК, как мне кажется, есть движение в решении задач, которые ставит перед собой конгресс.
Вы чувствуете себя на своём месте?
Да, чувствую.
Поддержка конгрессом проектов по сохранению исторической памяти и религиозных традиций понятна. Почему вы поддерживаете социальные и образовательные инициативы?
В изучении «еврейских» предметов есть важный момент, который отличается от обычного образования: конечный, правильный ответ заранее неизвестен. Смысл не в том, чтобы твой ответ совпал с ответом из учебника, а в обмене мнениями, в дискуссии. Для нас важна атмосфера свободы высказываний, наличие выбора. Такой подход стимулирует постоянную интеллектуальную активность, мозг ученика привыкает искать ответ там, где результат ещё неизвестен. Это залог успеха в любых инновациях, так устроен прогресс. Именно поэтому многие люди еврейской национальности достигают серьёзных высот, становятся нобелевскими лауреатами, совершают открытия и изобретают новые технологии.
Что касается социальных проектов, это совершенно уникальная история. У нас есть «Тикун Лаб» — лаборатория для развития лидеров социальных проектов, где еврейское сообщество основная, но не единственная целевая аудитория.
Участвовать с проектом, или как участник команды, в лаборатории могут люди любой национальности или вероисповедания, у которых есть идеи по развитию социальных проектов. Социальные проекты — это предпринимательство с миссией. В «Тикун Лаб» мы не ищем «доноров под идею», мы учим команды создавать востребованные продукты и устойчивые бизнес-модели.Есть классическая благотворительность — помощь нуждающимся, есть грантовая поддержка культуры, но социальный бизнес — это же вроде в первую очередь бизнес? Разве он не должен быть прибыльным? В итоге люди стучатся в разные двери, приходят к инвесторам, а от них требуют бизнес-план с высокими показателями роста. Я сам бизнесмен, отлично понимаю эту логику и никого не осуждаю. Однако есть случаи, когда люди хотят с помощью своего проекта улучшить жизнь другим и только потом думают о финансовой отдаче. Как им быть? Куда обратиться?
Например, мы узнали, что в маленьком городе Баргузин, в его истории, есть малозаметная, но всё же важная еврейская составляющая, потому что там жили переселенцы еврейской национальности. Представьте, нашёлся местный житель, который решил делать экскурсии по еврейским местам Баргузина, потому что это часть его истории. Ну вот как ему справиться в одиночку?
Или другая инициатива. Как известно, в Шаббат евреи не могут играть в футбол, в теннис, не могут смотреть телевизор. Это всё запрещено. А что можно? Они могут играть в шахматы. Отлично, давайте возродим традицию шахматных клубов: сделаем большую историю, привлечём общины, проведём турниры. Или вот ещё тема: одна девушка пришла с идеей службы поддержки, психологической помощи подросткам и молодым людям, кто страдает от антисемитских проявлений и в целом негативного новостного фона событий в Израиле.
Еврейский телефон доверия?
Да, такой кошерный психолог. В отличие от обычного, он глубоко погружён в еврейский контекст, понимает, с чем сталкиваются люди в обществе, что происходит в мире, и с учётом этого выстраивает консультации. Это тонкий вопрос. Кроме того, молодые люди в стрессе, уязвимые, не факт, что обратятся к специалисту. У них нет денег, какой тут платный психолог? Но помощь нужна, и такие проекты могут её оказать.
Среди выпускников «Тикун Лаб» есть проект Shalom Dom. Его авторы возводят небольшие модульные дома для комфортного проживания членов иудейских общин. Разве строительному бизнесу требуется поддержка?
Shalom Dom — отличный пример, как устроена наша лаборатория. У нас не типовой конкурс стартапов, где из сотни остаются пять, находят финансирование, а от остальных жюри отмахивается. Мы стараемся дать путёвку в жизнь всем. Ребята из Shalom Dom не получили грант. Но среди наших попечителей есть очень опытный строитель, и мы ему сказали, что у нас есть классные ребята, у них такой-то проект. А он как раз искал что-то похожее, быстрые модульные постройки. И мы их познакомили. Не будь «Тикун Лаба», они бы едва ли когда-либо пересеклись.
Для нас важно не ограничиваться обучающей программой или грантом. Наша задача — довести идею до работающего, приносящего пользу проекта, мы напрямую знакомим команды с теми, кто действительно может помочь: экспертами, инвесторами, попечителями, отраслевыми партнёрами. У нас широкая сеть, и за счёт этих точных соединений проекты получают не просто внимание, а реальные возможности двигаться дальше.
У вас есть фотопроект «Управляемые небеса», где вы соединили кадры кабин самолётов изЦентрального музея ВВС с пейзажами из вашего архива. Смотрится невероятно красиво, но с весны 2022-го ещё и жутковато: в кадрах ни на земле, ни в кабине нет людей. Это такое пророчество?
Самое главное для меня — неравнодушие. У вас, глядя на мои фотографии, возникли свои ассоциации, сложилось своё впечатление, исходя из личного опыта и обстоятельств нашего времени. Я мог придумать одно, а вы — увидеть совершенно другое.
Я начал этот проект ещё до всех событий. Меня поразило, насколько сложную авиатехнику выпускала наша страна в условиях, когда уровень автоматизации и механизации был намного ниже. Начиная с 1935 по 1965 годы, что видно по моим работам, активно совершенствовался инженерный, конструкторский и менеджерский потенциал страны. В музее ВВС в Монино можно увидеть самолёт, который спасал челюскинцев, и это по нынешним меркам картонная коробка. Летающая фанера с открытой крышей, в смысле крыши нет вообще. А теперь возьмите Су-24, который летает до сих пор, он был придуман в 1960-х. Если вы поставите рядом фотографии этих двух самолётов — они как будто с разных планет. Это значит, что даже в труднейших условиях наша страна смогла сделать принципиальный технологический скачок.
Мне кажется, мы в силах вернуть себе статус великой авиадержавы. Советский Союз был единственной страной в мире, которая строила самолёты замкнутого цикла: только наши специалисты и отечественные разработки. Всё наше целиком. Неслучайно «Управляемые небеса» были показаны в рамках форума БРИКС в Казани осенью 2024 года в Национальном музее изобразительных искусств Татарии.
Сейчас эти работы находятся в Питере, в Манеже, в рамках большой выставки. Демонстрируя эти самолёты, мы говорим: посмотрите, какая у нас страна! Развитая индустриальная страна, которая в силу разных причин сдала позиции в области пассажирского самолётостроения. Тем не менее я уверен, исходя из истории, у нас есть шансы на скачок.
Курс на импортозамещение и разворот от западных партнёров к восточным сблизил Россию с Ираком, Северной Кореей и Сирией. Как вы оцениваете перспективы такого сотрудничества?
Статус президента конгресса позволяет мне не отвечать на вопросы, не связанные с благотворительностью. Я не определяю внешнюю политику и не работаю в сфере международных отношений.
Это страны, которые не признают Государство Израиль.
Если вы посмотрите резолюцию ООН по Палестине, то там уже больше 120 стран поддерживают создание Палестинского государства. Эта тема, как и весь спектр ближневосточных проблем, является одной из самых острых в мире на данный момент.
Как сказал наш президент, в Израиле живут миллионы граждан России. Так что я совершенно точно никакого комментария давать не буду, потому что это не та область, где я имею право занимать позицию.
Я российский гражданин, но при этом я еврей. Я возглавляю конгресс, который поддерживает российских граждан, но в то же время есть евреи, что живут в Израиле. Они граждане Государства Израиль. Что я могу сказать? Лишь то, что это характеризует положение дел в мире. Вот такой сложный клубок интересов, пересечений и проблем. У меня нет однозначного ответа. Как написал поэт Александр Кушнер, времена не выбирают, в них живут и умирают.
Уменьшилось ли количество доноров и средний размер пожертвований с весны 2022 года?
Нет, но значительно изменился состав жертвователей. Часть людей перестали быть донорами, кто-то уехал из страны и больше не связывает свою жизнь с благотворительностью в России. Но появилось большое количество новых жертвователей, в том числе и я. Со мной пришли ещё несколько человек. За прошедшие три года люди так или иначе определились.
Нужно понимать, что мы плохо представляем число потенциальных доноров, тех, кому интересна эта тема, но они не знают, с чего начать. Считается, что частные пожертвования — это обязательно что-то грандиозное, огромные деньги, но это не так. Можно стартовать с относительно небольших сумм. Несколько месяцев назад мы учредили внутри РЕК молодёжную лигу: предприниматели из нового поколения, кому по 30–40 лет и у кого нет опыта благотворительности, делают с нами первые шаги. Они могут выделить определённые деньги и поддержать то направление, которое им интересно. Сами что-то создать, не оглядываясь на старших и более состоятельных.
Как изменились представления о благотворительности и в чём нынешний интерес жертвователей РЕК по сравнению с донорами девяностых и нулевых?
Мотивации могут быть разными. Например, ты входишь в определённый круг людей для решения своих бизнес-вопросов. В этом нет ничего плохого, так как в результате всё равно собираются деньги и делаются добрые дела. А бывает, что вместе с доступом к полезным контактам для тебя открывается нечто большее: чувство общности, ощущение, что ты реально меняешь мир в лучшую сторону. Задача РЕК — находить и объединять таких людей, чтобы их становилось всё больше.
Есть представление, что меценатство и филантропия — это социальное обязательство богатых людей. Ты не можешь претендовать на высокое положение в обществе, если не участвуешь в благотворительности. Как много людей, на ваш взгляд, используют пожертвования, чтобы войти в элиту и стать новой аристократией, по сути покупая уважение и престиж?
Думаю, много. Но, повторюсь, это хорошо, это первый шаг на этом пути. Они точно лучше тех, кто по каким-то причинам этого не делают. Я тоже начинал свою благотворительность с необходимости. Думал, что познакомлюсь с нужными людьми еврейской национальности, и эти связи помогут мне в продвижении моих бизнес-проектов. Я эту дорогу лично прошёл всю. Со временем входишь во вкус и понимаешь, что эта практичная связь «ты мне — я тебе» — не главное, её можно разорвать. Можно просто помогать, не требуя ничего взамен, и это даст ещё больше сил и мотивации.